Виктор Горобец,
доктор исторических наук,
заведующий Центром социальной истории Института истории Украины НАН Украины
«Цвет московской конницы, отбывший счастливые походы 1654 и 1655 годов, погиб за один день, и уже никогда после этого царь московский не мог вывести в поле такое блестящее войско. В траурной одежде вышел царь Алексей Михайлович к народу и ужас охватил Москву...»
Процитированные выше строки исторического произведения известного российского ученого Сергея Соловьева еще десять лет назад можно было бы отправлять на заседание клуба «Что? Где? Когда?», будучи абсолютно уверенным, что вряд ли эрудиты смогут ответить на вопрос: «Кто же был той страшной силой, которая в конце 1650-х в один день истребила цвет российского войска?» И даже подсказка наподобие: «Случайно не украинское ли войско это сделало?» — вряд ли уменьшила бы Ваши шансы на победу в игре против членов клуба.
Уверенность в этом внушало хотя бы то, что об этой битве, которая состоялась всего лишь через пять лет после «памятного акта воссоединения украинского народа с братским российским народом», не упоминалось в учебниках, о ней пытались не говорить и в научной литературе. Весьма примечательно, что даже в народной русской песне «Под городом под Конотопом», где оплакивается смерть русского князя-богатыря Семена Пожарского, которому «пропели петье вечное» именно после этой битвы, ни одним словом не упоминается о «заслугах» православного Войска Запорожского в бесславной гибели царских ратников. Вся вина переводится на татар, калмыков, башкир, которые «кабы черныя вороны» наседали на православных.
А кроме того, именно войска украинского гетмана Ивана Выговского при помощи его союзника, крымского хана Мехмеда IV Гирея летом 1659 г. одержали под Конотопом убедительную победу над царскими войсками во главе с воеводами князьями Н. Трубецким, С. Пожарским, С. Львовым. Но нужна ли была Украине эта победа? Стремился ли к ней совсем не воинственный украинский гетман? Ведь, как известно, даже худой мир лучше доброй войны...
ПЕРВОРОДНЫЙ ГРЕХ УКРАИНСКО- РОССИЙСКИХ ОТНОШЕНИЙ: «ИЗМЕНА» ГЕТМАНА ИВАНА ВЫГОВСКОГО?
Очевидно, даже людям, далеким от профессиональных занятий историей, набила оскомину тема «измены» гетмана Ивана Мазепы. Менее известно, что оппонент Мазепы — Петр I — обосновывая целесообразность ликвидации в Украине гетманского сана, изменниками назвал всех известных ему украинских властителей, сделав исключение только для Богдана Хмельницкого и Ивана Скоропадского. Понятно, что открывать этот «почетный» список должен преемник Богдана — Иван Остапович Выговский. Ведь именно он, конечно же наряду с Мазепой, был заклеймен российской историографией как «изменник», «лях», «иезуит», «скрытый католик» и тому подобное.
Из исторических трудов нередко следует, что еще при жизни своего предшественника Выговский вынашивал тайные намерения оторвать Украину от союза с Москвой, реставрировать на украинской земле польско-шляхетские порядки и власть польского короля и даже загубить православную церковь. Абсурдность последнего обвинения очевидна уже хотя бы потому, что именно семья Выговских, занимая высокие должности в Речи Посполитой, никогда не порывала с православием, а наоборот всячески заботилась о его интересах, выступала инициатором основания православных братств, занималась церковными делами. Так же трудно поверить и в намерения гетмана, ощутившего в своих руках всю полноту власти, отречься от нее в пользу короля Речи Посполитой и польских магнатов. Несколько сложнее выглядит проблема его отношения к Москве.
Украинские ура-патриотически настроенные историки утверждают, что уже с самого начала Выговский, в отличие от Хмельницкого, осознавал небезопасность тесного союза с царем и пытался от него избавиться. На самом же деле прозрение к гетману пришло позже. Включившись в борьбу за гетманскую булаву, Иван Остапович серьезно рассчитывал на поддержку именно царского правительства. Ведь его отношения с польской властью вряд ли можно назвать идиллическими — поляки считали бывшего генерального писаря в правительстве Хмельницкого даже более последовательным противником польского короля, чем таковым был сам гетман.
Из дипломатической переписки посла венгерского князя можно узнать, что между Выговским и Москвой существовали даже какие-то тайные договоренности о поддержке царем кандидатуры последнего на будущих гетманских выборах. Но уже из дипломатической переписки Выговского с царским правительством недвусмысленно следует, что эта помощь, как собственно и в целом признание правомочия гетманского избрания, связывалась российской стороной с его уступками в деле ограничения суверенитета Украинского государства в пользу царя.
Поведение царских послов в Украине свидетельствовало о том, что Москве нужен во главе Войска Запорожского такой гетман, которого, по меткому выражению самого Ивана Остаповича, можно было, «взяв за хохол, за собой водить». Учитывая же слишком большие политические аппетиты московитов и ощущая за собой серьезную поддержку старшины, претендент отказался от любых уступок, задекларировав намерение продолжать политику своего предшественника. Именно с тех пор, с конца лета — начала осени 1657 г., между Выговским и Москвой и «пробежала черная кошка».
Не желая быть марионеткой в руках бояр и воевод царя, в октябре 1657 г. Иван Остапович созывает в Корсуне Генеральную раду. Описав планы российской власти, гетман отрекается от своих полномочий и кладет перед участниками рады булаву. Сейчас трудно установить, настолько искренним был Выговский в своем отречении от власти. Скорее всего это был умелый политический ход. Его правильность подтвердило последующее развитие событий. Казаки не только вернула ему гетманские клейноды, но и выразили полное доверие его политическому курсу и поклялись поддерживать его акции, направленные против притязаний царских воевод.
Чтобы склонить на свою сторону как можно больше влиятельной казацкой элиты, Выговский на раде заявляет о своей готовности пересмотреть принципиальные основы функционирования системы политической власти Гетманата, добровольно уступив целый ряд своих полномочий казацкой старшине и утвердив тем самым полноценную республиканскую властную модель, существенно нарушенную авторитарными методами правления Хмельницкого.
Неожиданные политические ходы Выговского обеспечили укрепление его авторитета. Получив сообщение об единодушной поддержке Ивана Остаповича участниками Корсунской рады, царское правительство впервые официально признает гетманские полномочия Выговского и заявляет об отсутствии намерений ревизировать характер украинско- российских отношений.
Но одержанная осенью 1657 г. политическая победа в Корсуне для Выговского в конечном результате оказалась пирровой победой. Заигрывание гетмана со старшиной на фоне быстрого обогащения последней и такого же непрестанного обнищания рядового казачества, попытки казацкой элиты закрепить в подчинении свободное крестьянство провоцируют в Украине разрастание антистаршинских и антигетманских настроений. Во главе этих выступлений — как это ни обидно осознавать — становится Запорожская Сечь. И здесь следует заметить, что роль последней в процессах украинского государственного стороительства в отечественной исторической литературе часто чрезмерно идеализируется, что не полностью соответствует исторической реальности. Ведь именно лидеры запорожского казачества, в поисках поддержки в борьбе с гетманским правительством, обращаются за помощью к Москве, призывая одновременно ее руководство существенно ограничить прерогативы гетманского руководства, оставив за гетманами только те властные полномочия, которыми они обладали, будучи подданными польского короля.
Внутренняя нестабильность в Украине и появление неожиданного союзника в лице Запорожской Сечи позволяет российской правящей элите, пренебрегая предостережениями древнегреческого философа, попробовать во второй раз войти в одну и ту же реку...
УКРАИНСКО-КРЫМСКОЕ «ВОССОЕДИНЕНИЕ» 1658 Г. ЕГО ПРЕДПОСЫЛКИ И ПОСЛЕДСТВИЯ
Оказанная Москвой антигетманской оппозиции моральная поддержка значительно умножила ее силы. К весне 1658 г. вооруженные антигетманские выступления охватили Запорожскую Сечь, Полтавский полк, большую часть Миргородского. Призывы Выговского к царю о помощи для усмирения бунтов успеха не принесли. Принимая во внимание специфику политической ситуации, сложившуюся в то время в Центрально-Восточной Европе, реальную военную помощь в укрощении мятежа Иван Остапович мог получить только от Крымского ханства.
Понятно, что здесь возникает закономерный вопрос: стоило ли втягивать внешние силы в решение внутреннего конфликта? Но нельзя забывать, что существующий внутренний кризис был спровоцирован в значительной степени также внешним вмешательством. Поэтому тут не все так просто, как может показаться на первый взгляд.
Географически тогдашнее Украинское государство от Крымского ханства отделяла только полоса нейтрального Дикого Поля. В измерении же политическом кратчайший путь из гетманской резиденции в Чигирине до ханского дворца в Бахчисарае пролегал через... Варшаву. Ведь украинско-российский договор 1654 г. расстроил казацкое братство с Крымом, но в то же время сделал возможным появление военно-политического союза Крыма и Польши, сохранявшегося последующие двенадцать лет. И теперь, чтобы получить военную помощь крымского хана, Выговскому нужно было налаживать политические отношения с польским королем.
После того, как в марте 1658 г. начинаются украинско-польские консультации, в апреле в Украину вступает союзная Выговскому крымская орда. При ее поддержке в начале лета 1658 г. гетману под Полтавой удается одержать решительную победой над украинской вооруженной оппозицией.
Сообщая о результатах Полтавской битвы в Москву, Выговский никоим образом не намекает на стремление разорвать отношения с царем и всячески пытается убедить в отсутствии антимосковских настроений в только что заключенном союзе с Крымом. Тем не менее, в августе 1658 г. на Левобережье вводятся царские войска во главе с белгородским воеводой Г. Ромодановским, в обозе которых находят себе убежище уцелевшие после полтавского разгрома лидеры антигетманской оппозиции. Известный своим самоуправством Ромодановский из их числа в противовес Выговскому провозглашает гетманом Ивана Беспалого, наиболее подходившего на роль гетмана, которого российскому воеводе можно было, «взяв за хохол, за собой водить». С этого момента Выговскому ничего больше не оставалось, как ускорить заключение соглашения с польским королем, поскольку авторитета крымского хана оказалось слишком мало, чтобы удержать Москву от интервенции в Украину.
КОРОТКАЯ ЖИЗНЬ ПОЛЬСКО- ЛИТОВСКО-УКРАИНСКО (-РОССИЙСКОЙ) УНИИ
Гадячское соглашение 1658 г. провозгласило появление на карте Европы нового федеративного государства — польско-литовско-украинской Речи Посполитой (то есть республики). Указанные политические народы объединялись как «свободные со свободными» и «равные с равными». Каждая из частей государства имела собственную администрацию, финансы, войско.
Весьма показательно, что в тексте соглашения Украина сохранила за собой право освобождения ее вооруженных сил от участия федерации в войне с Москвой, если до таковой дойдет дело. Более того, гетман Выговский, не оставляя надежд избежать вооруженного конфликта с Москвой, предлагал российской стороне присоединиться к польско-литовско-украинской унии. Причем, учитывая стремление царя Алексея Михайловича быть одновременно и царем московским, и королем польским, и великим князем литовским, черниговским, киевским, малороссийским, волынским, подольским «и прочая, и прочая», предложение украинского гетмана выглядело вполне реалистично. Во всяком случае, еще с осени 1656 г. российское руководство целиком искренне обсуждало с поляками возможность восшествия царя на польский престол и провозглашения личной унии двух государств.
Еще более реалистичные очертания приобрели гетманские предложения с конца 1658 г., когда верные Выговскому войска вместе с крымскими татарами и польскими подразделениями выбили с Левобережья войска Ромодановского. Участники тайного совещания, которое прошло в феврале 1659 г. в палатах царя, также согласились с тем, что с Выговским можно было бы заключить соглашение на основе положений, апробированных в Гадяче. Впрочем, оно, по убеждению советников царя, должно было быть двухсторонним, без участия поляков и литовцев.
Вместе с тем, очевидно, чтобы быть более убедительным на переговорах с украинским руководством, боярину А.М. Трубецкому, направленному в Украину, было предоставлено в распоряжение... почти стотысячное царское войско.
Трудно спрогнозировать, к чему могли привести «переговоры» с таким представительным «посольством», к которому в Украине присоединились войска знакомого уже нам князя Ромодановского и отряды И. Беспалого. Очевидно, не было уверенности в их позитивных результатах и у самого Выговского. А потому он не согласился на предложение Трубецкого встретиться за столом переговоров, саркастически пожаловавшись на то, что очень опасно с боярами встречаться — можно и голову потерять при таких встречах.
Не очень надеялся на них и сам царский воевода, который, как только пересек украинскую границу, сразу начал силой оружия «агитировать» казаков за царя. Едва ли не активнее всех проявил себя в этой агитации уже знакомый нам по упомянутой русской народной песне князь Пожарский, который, как свидетельствует С. Величко, «завладев городом Серебряный, тамошних жителей одних порубил, а других взял в плен со всем их имуществом».
«ОТ ТОГО ПОРАЖЕНИЯ МОГ УБЕЖАТЬ... РАЗВЕ ТОТ, У КОГО БЫЛ КРЫЛАТЫЙ КОНЬ»
Так прокомментировал перспективы спасения царских ратников в битве под Конотопом украинский летописец Самийло Величко. А самой битве предшествовала героическая оборона пятью тысячами украинских казаков под командой нежинского полковника Григория Гуляницкого Конотопской крепости, которую осадило и штурмовало, повторяю, стотысячное (!) царское войско. Только ссылаясь на Божью помощь, божий промысел, можно объяснить то, как казакам Гуляницкого удалось удержать в своих руках город, отражая постоянные атаки настолько превосходящего противника, начиная с конца апреля и до конца июня 1659 года.
Беспрецедентная стойкость защитников Конотопа позволила Выговскому буквально по крохам собрать верные казацкие полки, призвать на помощь крымскую орду, мобилизовать полки волонтеров из Польши, Молдавии, Валахии, Трансильвании.
Проба сил состоялась 24 июня под селом Шаповаловка, где украинский гетман разбил передовой разъезд неприятеля. А 29 июня 1659 г., в день святых Петра и Павла, Выговский во главе своих интернациональных сил подошел к Сосновской переправе под Конотопом. Не давая врагу опомниться, гетман с марша атаковал 15-тысячный российский отряд, защищавший переправу. Драгуны Выговского оттеснили врага за реку, а конница бросилась ему вдогонку. Крымскотатарское войско было оставлено в засаде.
Нанеся неприятелю немалые потери, украинские войска вступили в бой с полками князя Пожарского, которые пришли на помощь отступающим. После этого Выговский отдал приказ об отходе своих сил на прежние позиции, сделав вид, что бежит. Князь Пожарский и другие российские воеводы во главе основных сил бросились вдогонку за ними и попали в заранее подготовленную засаду. Только подавляющее большинство царских ратников переправилось на второй берег реки, как по ним из засады ударили татары. Тем временем украинские казаки успели разрушить переправу и ниже ее запрудить реку. Вода разлилась и сделала невозможным возврат российской конницы на свои исходные позиции. Тяжелая царская кавалерия застряла в топких местах реки, «настоящих конотопах», как о ней писал один из современников событий. Заметив со стен Конотопа развитие боя на переправе и вблизи нее, перешли в наступление и обессиленные осадой полки Гуляницкого.
Результатом Конотопской битвы стало уже упомянутое вначале одно из самых чувствительных и позорных поражений царских войск второй половины ХVII в. По разным сведениям на Конотопском поле полегло от 30 до 60 тысяч царских ратников. В плен попали царские воеводы: князь Пожарский, князь Львов, братья Бутурлины, князь Ляпунов и другие. Большинство из них отправились в неволю в Крым. А упомянутый уже неоднократно герой русской народной песни князь Семен Пожарский по приказу хана был казнен в его ставке. Но причиной того стала не проявленная воеводой рыцарская доблесть на поле боя, а, скорее всего, грязная брань, которой он «удостоил» Мехмеда IV. Как пишет по этому поводу Величко, Пожарский, «распаленный гневом, выругал хана по московскому обычаю и плюнул ему между глаз. За это хан разъярился и велел тут же перед ним отрубить князю голову».
Получив известие воеводы Трубецкого о конотопском поражении, москвичи сразу вспомнили поход на Москву другого украинского гетмана — Петра Сагайдачного. Как писал по этому поводу все тот же Соловьев, «царская Москва задрожала за собственную безопасность; по приказу царя люди всех сословий спешили на земляные работы для укрепления Москвы. Сам царь с боярами раз за разом приходил смотреть на эти работы. Жители окрестностей со своими семьями и имуществом заполнили Москву, пошел слух, что царь выезжает за Волгу, в Ярославль...»